Судный день

26 октября в Петербурге подведены итоги конкурса на «судебный квартал» — комплекс зданий для переезда Верховного и Высшего арбитражного судов РФ в Петербург. Победил проект архитектора Максима Атаянца. Результат неожиданный

Максим Атаянц — архитектор, не входящий, вернее не входивший до 26 числа в высший архитектурный истеблишмент России. Он построил за последние пять лет целые города — город Набережных и Ивакино-Покровское в Химках, «Горки-город» в Красной Поляне в Сочи,— но построил их как-то тихо, без больших показов и больших скандалов, и потому не успел стать объектом большой архитектурной зависти. Он не директор, не председатель и не член — ничего такого, что бросало бы административную тень на его репутацию. Он не входит в число модных российских мастеров, гордо перепирающих мотивы западных архитектурных журналов на язык родных осин. Он вообще классицист. Свой судебный квартал он нарисовал так, будто его построили в пушкинскую эпоху, при Александре I, а это в сообществе модных российских архитекторов считается недопустимым. Иначе говоря, такой архитектор никак не мог выиграть конкурс на высшее судебное здание российской власти. Но выиграл.

Судебный квартал расположен между набережной Малой Невы и проспектом Добролюбова. Там была промзона, потом участок выкупил ВТБ и Сергей Чобан вместе с Сергеем Герасимовым спроектировали там «Набережную Европы» — многофункциональное пространство из жилья, офисов и торговли, обремененное театром балета Бориса Эйфмана. Это был интересный проект, Сергей Чобан привлек для проектирования каждого из составляющих квартал зданий разнообразных зарубежных звезд, но президент Владимир Путин решил перенести в Петербург судебную власть, и ВТБ пришлось расстаться с участком. Счастью российских зодчих вообще и петербургских в частности не было предела — Сергей Чобан выигрывал у них все конкурсы, получал самые престижные заказы (одна петербургская ратуша чего стоит!), они давно уж решили, что пора его съесть, а тут как раз случай! Его даже не пригласили к участию в конкурсе на судебный квартал, что с точки зрения профессиональной этики является сомнительным (речь шла о проектировании квартала, на который он уже выиграл конкурс), но тут уж было не до профессиональной этики. Тут было ясно, что сейчас маститые петербургские мастера покажут ее величеству администрации, какие они молодцы и герои. И вот ведь какая вышла монументальная незадача — Атаянц победил.

На конкурс сначала было отобрано восемь команд, а во втором туре соревновалось четыре. Это, помимо Максима Атаянца, Юрий Земцов и Михаил Кондиайн («Земцов, Кондиайн и партнеры»), Никита Явейн («Студия 44») и Евгений Герасимов. Вообще говоря, революция была прежде всего в этом. Рисунок архитектурного рынка крупных государственных проектов полностью изменился.

Конкурс организовывало управление делами президента РФ, а эта организация достаточно долго придерживалась той не лишенной оснований позиции, что качественное здание правительственного уровня должны проектировать иностранные звезды. Однако Владимир Кожин то ли устал от работы с Рикардо Бофилем, который построил президенту Стрельну, то ли извлек уроки из работы над Пушкинским музеем (тупик Нормана Фостера), стадионом имени Кирова (тупик Кисё Курокавы), «Охта-центром» (RMJM, тупик с массовыми демонстрациями протеста). Так или иначе решил к иностранцам не обращаться, а пригласить наших, которые пусть не звезды, но хоть построят.

Это привело к интересным результатам. Наши архитекторы пять лет были отлучены от крупных знаковых проектов, от Сколково до Сочи все заполонили иностранцы, и было страшно интересно узнать, что у нас накопилось в закромах. Четыре поданных проекта четко выстроились по хронологии, так, будто это четыре версии территории, нарисованные в разные периоды ХХ века. Максим Атаянц в пояснительной записке к своей работе прямо указывает на проект «Тучкова Буяна» Ивана Фомина 1914 года как на источник вдохновения. Фомин тогда был едва ли не лучшим российским интерпретатором александровского классицизма, и его проект для этого же участка, хотя и не был реализован, стал значимым эпизодом в истории русской архитектуры. Никита Явейн, архитектор, на мой взгляд, замечательный, в этой своей работе увлекся архитектурой 20-х — в его исполнении судебный квартал напоминает архитектуру Всесоюзной сельскохозяйственной выставки 1923 года, нечто промежуточное между конструктивизмом и классикой. Это интересная архитектура, но здесь на практике дело свелось к одинаковым ангарного типа объемам, стоящим вдоль вновь прорытых каналов и окруженным подобием свободностоящих пилонад из палочек спичечного абриса. На мой взгляд, для суда эти образы не слишком удачны. Часто посаженные спички, хотя и производят впечатления решеток, но каких-то хливких, не вселяющих уверенности в авторитете судебной власти. Сергей Герасимов, напротив, сделал проект суровый, отсылающий к сталинскому образу Петербурга, Московскому проспекту с его подавляющей эстетикой многоэтажной многокилометровой колоннады. Я считаю, это смелый ход — предложить Петербургу образ Верховного суда в стиле 1947–1949 годов, эпохи «ленинградского дела», когда была арестована и расстреляна вся ленинградская элита — вот что значит по-настоящему напомнить гражданам, что такое судебная власть. Наконец, Юрий Земцов представил образцовый проект времен своей творческой юности, брежневского мраморного соцмодернизма. Это такой как бы величественный сундук, развивающийся вдоль проспекта Добролюбова и достающий сам из себя все новые и новые части. К чести Юрия Земцова, следует сказать, что он, во-первых, не изменяет себе — ровно такой же сундук он предлагал на конкурсе на Мариинский театр (и тоже проиграл), так что это творческое кредо, и тут ничего не поделаешь. А во-вторых, густо засадил набережную Малой Невы деревьями, чтобы сундука не было видно — это, я считаю, грамотное сочетание интересов города и желания архитектора реализовать заветное.

Проект Максима Атаянца, на мой взгляд, очень хорош, но это мое субъективное мнение. Тут главный вопрос — в соблюдении меры и уместности квартала. Квартал находится прямо напротив здания биржи Тома де Томона, и это вызывает у каждого архитектора естественное желание сказать несколько слов о себе. Атаянц — единственный из участников конкурса, кто резко понизил высотность зданий, открыв вид с Дворцового моста на Владимирский собор. Его судебный квартал выглядит явно подчиненным в отношении великого исторического центра Санкт-Петербурга. С другой стороны, когда вы входите внутрь этого квартала, вы оказываетесь в пространстве очень величественном — тут и широкие перспективы, и площади, сочетание спокойного достоинства и некоторой целомудренной сдержанности объемов. Мне лично кажется очень важным, что перед нами продолжение петербургской классической традиции, Адмиралтейства Адриана Захарова, площади Александринского театра Карла Росси. Такие узнаваемые петербургские вещи радуют глаз. Мне кажется, что центр Петербурга — такое место, что любая модернистская архитектура смотрится тут как огородное чучело среди мраморных скульптур. Однако это мое оценочное суждение, и меня тут не поддержал бы ни один современный петербургский архитектор. У них другое на уме.

«Проект Атаянца — позор, от которого Петербург долго не оправится. Это хуже „Охта-центра”, потому-то кошмар не так очевиден простым людям. Это консервы, а Петербургу нужны свежие идеи. Это не соответствует духу Петербурга, дух Петербурга — это новация и поиск, а не повторение пройденного. Крупномасштабная творческая импотенция, основанная на рабском копировании образцов прошлого. Мерзость стилизаторства». Все эти вдумчивые определения, так отличающиеся от хамского зубоскальства газетных критиков, наполняли архитектурные и околоархитектурные блоги в течение месяца. Против Атаянца выступали все архитекторы, старались, как могли. Конкурсные проекты были выставлены в петербургском доме архитекторов, там голосовали горожане, проект набирал все больше и больше голосов, надо было что-то делать. Старались, и ничего не вышло.

Итоговое заседание жюри длилось четыре часа, хотя обсуждать четыре часа четыре проекта довольно трудно. Архитекторы в жюри — президент Академии архитектуры Александр Кудрявцев, президент Союза архитектор РФ Андрей Боков, президент Союза архитекторов Петербурга Олег Романов и бывший президент Союза архитекторов Петербурга Владимир Попов — агитировали коллег по жюри за проект своего друга, ровесника, одноклассника и сослуживца Юрия Земцова, но не убедили. В жюри, кроме архитекторов, входили Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили и Даниил Гранин от интеллигенции, Владимир Гусев и Михаил Пиотровский от художественной общественности, председатели ВАС и ВС Антон Иванов и Вячеслав Лебедев от судов и Борис Эйфман от театра и министр Владимир Мединский и губернатор Георгий Полтавченко от власти. И вот неархитектурное большинство проголосовало за Атаянца.

Жуткая история, между нами говоря. Ведь это значит, что архитектурное начальство, если говорить объективно, сообщество, как они сами о себе говорят, или мафия, как про них говорят другие, совершенно потеряло авторитет. Крайне прискорбная ситуация, потому что как же так жить? Если три президента союза говорят, что с колоннами нельзя строить, и президент академии тоже, а их не слушают, то как же тогда? Это полное наплевательство на мнение профессионалов.

Конечно, тут могло сказаться и то, что поиски нового и современного со стороны московских и петербургских архитекторов (в том числе и членов жюри) оказались не вполне однозначными по результатам. То есть скорее даже однозначными. Вообще агитировать в Петербурге за дух современности, инноваций и стремление к будущему после истории с «Охта-центром» — это надо быть прямо-таки дубиноголовым в хорошем смысле слова. Гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей.

Надо сказать, наше архитектурное сообщество чудовищно архаично. Вряд ли какому-нибудь человеку в здравом рассудке придет в голову упрекать Dolce & Gabbana или Dior за использование классических реминисценций в дизайне. В литературе доказывать, скажем, Сорокину, что стилизовать русскую классическую прозу — это преступление против духа инноваций и так нельзя,— это какая-то провинциальная комедия. Вообразить себе, чтобы в искусстве кто-нибудь спорил, можно ли рисовать, как Пластов, или только как Малевич,— крайне затруднительно, эти споры ушли в историю полвека назад. Господи, да рисуйте как хотите! Но архитекторы все так же истово борются с колоннами, как будто на дворе 1954 год.

Вероятно, в этом их прелесть, и даже жалко, что они так безнадежно устарели. По счастью, одну позицию оставшимся в меньшинстве архитекторам в жюри отвоевать удалось. В рекомендации жюри вписано пожелание победителю «отказаться от прямого использования форм архитектуры прошлого». Это все равно как предложить написать «мороз и солнце, день чудесный», отказавшись от употребления избитых выражений «мороз», «солнце» и «чудесный день». Забавно, когда люди в здравом уме пишут такую чушь в официальном документе и под этим подписываются. Но, несомненно, это именно та позиция, отталкиваясь от которой, как от трамплина, наши архитекторы вновь обретут уважение власти, общества, авторитет и культурное значение.